Movie novel

Пролог

2116 год

На камнях лежал человек. Руины старинного здания скрывали его от посторонних глаз. Тропическое солнце безжалостно жгло сквозь американский камуфляж, но в своих заморских странствиях он уже привык и к жаре, и к холоду. Ноздри заполнил прелый запах сухостоя и раскаленных камней. Человек глубоко вдохнул.
На вершине холма стояли выщербленные временем руины древнего храма. Полуразрушенные колонны, повидавшие тысячи битв, походили на изгрызенный крысами кусок сыра. Резные барельефы на стенах, испещренных пулями, казались ущербным остатком былой роскоши.
Из трещин в каменных плитах пробивались красные мальвы, их бледные лепестки, будто сосущие кровь из земли, трепетали на ветру.
Человека, лежащего на камнях, звали Когами Синья.
В прошлом детектив, он убил человека и бежал из Японии.
“Но можно ли назвать меня убийцей?”
Вот как ответил бы Когами, если бы кто-то напомнил ему о прошлом.
“Я всего лишь выполнял свой долг. Судить людей — не работа детектива. Но что делать, если закон не способен осудить существующее зло? Хороший детектив не станет отворачиваться от долга в угоду несовершенным законам.”
Такие мысли и привели Когами к тому, что однажды он нажал на спусковой крючок. Странствуя в чужих землях, он закалял себя и теперь оказался в ЮВАС. Мир вступил в эпоху раздора; несколько стран попытались, скоординировав усилия, пережить тяжелые времена, но потерпели неудачу, превратившись в мозаичное государство, терзаемое диктатурой и гражданской войной. Попав сюда, Когами примкнул к повстанцам, сражавшимся за демократию, в качестве военного советника.
– Приближаются.
Рядом с Когами был Сэм, предводитель повстанцев.
Когами никогда не расспрашивал Сэма о его прошлом, но привычное отношение к боевым столкновениям и следы серьезных ранений выдавали в нем бывшего военного. На вершине невысокого холма, среди древних руин, Когами и Сэм соорудили снайперский пост.
Прислушавшись к словам Сэма, Когами присмотрелся к дороге. По ней приближались правительственные войска Чуана Хана.
В Юго-Восточном азиатском союзе давно шла гражданская война. Ситуация полностью изменилась, когда глава военной хунты Чуан Хан объединил усилия с японским правительством – с Сивиллой, измерявшей преступный коэффициент. Основной контроль над столицей был передан Японии, и началось строительство специального района – морской платформы Шамбала.
«Что происходит?»
Пока оппозиция и народ были в замешательстве, Чуан Хан обо всем договорился. И теперь уже японские дроны развернули за него полномасштабную бойню во имя принуждения к общественному порядку. В то время Синья Когами уже примкнул к повстанцам и желал помешать этим жестоким действиям.
Чуан Хан – диктатор; само существование таких, как он, невозможно при японском правительстве, иными словами – при Сивилле. Армия будет разрушена изнутри – так предполагали Когами и Сэм.
Но этого не случилось. Эксперимент с Шамбалой продвигался благополучно, председатель Хан по-прежнему находил общий язык с Японией.
Оппозиционные силы истребляли как мух.
По сельской дороге ехала цепь военных машин. Транспорт с личным составом, броневики командования, беспилотные японские танки-“пауки” модели “Ганеша”… Целый вооруженный эскадрон. Если их не трогать, на лагерь повстанцев снова обрушится жестокая атака. Поэтому нужно покончить с ними сейчас.
У Сэма при себе был автомат с оптическим прицелом, оснащенным лазерным дальномером и устройством для измерения ветра. У лежащего Когами – снайперская винтовка на сошках. Он зарядил ее патронами с заостренными пулями крупного калибра. Когда Когами смотрел в прицел, то видел различные данные в цифровой форме – сочетание лазерного дальномера и приспособления для корректировки по результатам стрельбы. Курсор плавал в точке ожидаемого места попадания.
Правительственный конвой виднелся в центре прицела.
Расстояние – 600 метров.
– Ветер изменился, – резко сказал Сэм. На сей раз он был наблюдателем-корректировщиком, помогающим снайперу.
Когда стреляешь из крупнокалиберной винтовки на большом расстоянии и используешь увеличение, поле обзора непременно сокращается. За ним-то и следит корректировщик. Он помогает с баллистическими расчетами и оценивает попадание. В момент выстрела экран дрожит, поэтому очень важно, что за происходящим наблюдает кто-то еще, кроме главного снайпера.
– Ветер на три часа. Разве совсем недавно не наоборот было?
– Направление изменилось, а поправки не отображаются, – тихо ответил Когами.
– Ты не ошибаешься? – спросил Сэм.
– Нет, все точно. Это устройство барахлит.
– Твою дивизию, оружию уже сколько лет…
– Давай настроимся.
Когами отключил приспособление для поправок. Из прицела исчезла компьютерная графика; появился обычный крест визирных нитей и миллирадианная точка. Так… Он вывел голограмму из наручного терминала. Там была таблица баллистических расчетов, которой пользовался Когами. Сэм взглянул на нее.
– Пять “кликов” справа.
– Есть.
Когами осторожно повернул маховичок прицела: щелчок, щелчок.
– Как оно?
– Сила ветра и пыль уже учтены, – отозвался Сэм. – Угол тоже… На результат это не очень повлияет. Ничего.
Когами взвел курок. Он набирается снайперского опыта, поэтому не прищуривается, когда готовится стрелять. Настоящий снайпер целится с открытыми глазами.
Прицелился в машину личного состава и выстрелил. Отбил колесо, чтобы остановить движение.
– Попал, – подтвердил Сэм.
Следующий.
Разбил ходовую часть “головы”, закрыв цепи путь вперед.
Теперь – в “хвост”. Два выстрела по шасси броневика.
Заблокировав конец и начало колонны, теперь он метил в свою любимую цель. У сельской дороги зарыты огневые фугасы. К высокопроизводительному агенту сгорания добавлен загуститель – получается напалмовая бомба. Когами зарядил винтовку бронебойными зажигательными патронами и открыл огонь.
Грянул страшный взрыв. По цепочке принялись взрываться старые противотанковые мины, спрятанные кругом. На земле расцвел прекрасный фейерверк. Пламя танцевало с разрушительной силой.
— Уходим отсюда, — сказал Сэм.
— Да.
При температуре более тысячи градусов напалм продолжает гореть около десяти минут. Как бы тяжело ни был вооружен танк-“паук”, точное оборудование внутри него не выдержит. За черным занавесом пламени силуэт “Ганеши” дрогнул в конвульсиях и рухнул.

Глава 1

1.
Мир, в котором состояние человеческого разума и тенденции развития личности можно прогнозировать. Все отклонения от нормы находятся под постоянным наблюдением. Эти числа, измерив которые, судят человеческую душу, называются “психопаспортом”.
Если преступный коэффициент превышает установленное значение, гражданина признают латентным преступником, арестовывают и устраняют из общества. Установлением криминального коэффициента и заботой о психическом состоянии граждан занимается система “Сивилла”, огромная наблюдательная сеть министерства благосостояния.
Пережив экономический крах и общественные беспорядки, Япония предпочла изолироваться от других государств. Поскольку слишком тесные связи с иностранцами загрязняли психологический климат, а повышение криминального коэффициента было признано “с высокой вероятностью вирулентным”, стало крайне важно оградить себя от лишнего взаимодействия с внешним миром.
Метод системы “Сивилла” был прост. Стоит представить себе Японию гигантским человеческим организмом, здоровье которого нужно уберечь. Вот почему система “Сивилла” контролирует министерство здравоохранения. Избавившись от иностранных объектов, производящих антитела, она предупреждает вторжение нежелательных бактерий и патогенных вирусов.
Преступление — это болезнь, поражающая человеческое общество.
Любое заболевание необходимо вылечить.
Изолировать, излечить или истребить. Национальная политика здравоохранения Японии.
Однако, перейти на самообеспечение островному государству оказалось невозможно. Международная торговля, импорт и экспорт продолжались. Часто оказывалось, что торговыми партнерами Японии выступают не правительства, а военные хунты или частные вооруженные компании. Флот дронов, состоящий из тяжелых кораблей с несколькими матросами, а иногда и вообще без людей на борту, связывал Японию с внешним миром через Кюсю. Беспилотные грузовые корабли курсировали между его портами и зарубежными торговыми узлами, подобно косякам мигрирующих рыб.
Один дрон патрулировал залив.
Покрытый антикоррозийным сплавом, чтобы годами выдерживать влажный морской ветер, темно-синий, напоминающий очертаниями куклу дарума — неваляшку, приносящую счастье. Он был под завязку нашпигован разнообразными сенсорами. Им владела национальная торговая компания, а не Бюро общественной безопасности.
Охранный дрон на четырех колесах двигался между машинами и контейнерами. Но одного беспилотника не хватало на весь обширный портовый район. Даже новейшие датчики не могли обеспечить ему всестороннего охвата, слепых зон было достаточно.
Среди ночи в Токио прибыл огромный сухогруз класса “панамакс” — то есть, способный пройти через Панамский канал. Его длина превышала 200 метров, а грузоподъемность составляла 80 тысяч тонн. В корпусе, похожем на хот-дог, находились шесть грузовых трюмов.
В полностью автоматизированном разгрузочном терминале началась разгрузка. Поскольку корабль был беспилотным, контейнеры с него выносили механические устройства. Небольшие дроны шныряли между ящиками. Во всем порту краны, управляемые людьми, давно заменили на автоматические. Им не требовалось никакого человеческого вмешательства, сутки напролет они исполняли бесконечную партию механического балета. Даже если бы весь мир рухнул и человечество одномоментно вымерло, этот танец продолжался бы вечно.
Печальной могла бы показаться эта картина для постороннего взгляда.
С разгрузочного терминала ящики обычно переправлялись на промышленную обработку, где все, что в них находилось, перепаковывали в другие контейнеры. После этого дроны-уборщики очищали пустые ящики, которые потом переезжали на склад — ожидать следующей погрузки на судно.
Дверь одного контейнера внезапно открылась. Изнутри.
В нем скрывались шестеро иностранцев.
Гости, которых не приглашала Сивилла. Крепкие, смуглокожие, поджарые. По виду нельзя было сказать, что жизнь их слишком баловала.
— Туда, — их лидер, Самрин, показал на тень огромного дрона. Пригибаясь, короткими перебежками, шестерка укрылась в тени. Что-то общее было у всех подручных Самрина — Маа, Нуку, Мусе, Собан, Симу — странный блеск в глазах. Они много часов провели в узком контейнере, но не выказывали усталости.
Наоборот, в их лицах читалась необычайная воля.
— Очки? — спросил Маа.
Самрин опустил рюкзак и раздал им стрелковые очки, оборудованные экраном с высоким разрешением. В них уже была встроена программа по противодействию Бюро общественной безопасности. Передатчик мог улавливать любые радиоволны.
Встроенный компьютер разнообразными утилитами анализировал всю входящую информацию, передавая на экран данные об уличных сканерах и слепых зонах камер и сенсоров. Эти очки даже наиболее безопасный маршрут умели просчитывать и показывать сами.
— Осторожно, не сходите с маршрута. Проверьте оружие.
Укрытые в тени дрона, люди Самрина принялись копаться в рюкзаках. Оружие, которое они оттуда достали, в их стране использовали для гражданской войны. Боевые ножи, револьверы, складные пистолеты-пулеметы, боеприпасы, ручные гранаты, жилеты со взрывчаткой. Все быстро нацепили оружие на себя.
— Скачайте карту и тайминг, — сказал Самрин.
Все шестеро уткнулись в портативные терминалы на запястьях. Очки одновременно мигнули диодами, принимая информацию.
— В дорогу. Сперва на базу.
Остальные пятеро кивнули.
Не попадаясь уличным сканерам и камерам наблюдения, люди Самрина покинули портовый район. Направляясь в город, они заскочили на крышу грузового поезда, ловко — как каскадеры в боевике. Ни один не упал.
Удерживаться на крыше скоростного поезда было непросто, но все эти люди прошли хорошее обучение. Потратили годы — ради этого дня.
Подъезжая к станции, поезд замедлил скорость — и шестерка спрыгнула с крыши. На перроне им нельзя было показываться, иначе скрыться от камер они бы не смогли. Грохот поезда стих, они остались в трубе, соединяющей портовый район с населенным городом. Для автоматизации передвижений такими подвесными тоннелями, как паутиной, был оплетен весь Токио. По трубе, как по мосту, они прошли дальше. Поскользнувшись, они рисковали бы свалиться в море, но все отменно держали равновесие.
Самый младший из них, Симу, вдруг остановился и всмотрелся вдаль. Перед его глазами раскинулось мерцающее сердце Токио, усеянное небоскребами, сверкающее ослепительно яркими неоновыми рекламами и голограммами. Бесконечный поток сияющих огней — будто звездное небо не выдержало и обвалилось на землю. Симу хорошо помнил, как выглядела его родина, опустошенная многолетней гражданской войной. Ему показалось, он попал в другой мир, накатило ощущение потерянности в мире богов.
Конечно, подумал он. Если живешь в таком небесном городе — должно быть нетрудно наладить массовое производство огромных роботов-убийц.
Шестеро мужчин прошли в заброшенный квартал. Благодаря очкам по дороге они не встретили ни единого уличного сканера, ни единой камеры. Трущобы — место, где все городские противоречия и недостатки занимали один небольшой квадратный квартал. Здесь укрылись городские бедняки, которые не могли себе позволить дорогостоящих успокоительных, когда оттенок их психопаспорта начинал подозрительно мутиться.
— Порно высшего класса! Невероятные системы ощущения контакта! — орал зазывала на углу.
Виртуальная порнография с полным эффектом присутствия. С окружающих экранов на глазах прохожих раздвигали ноги электронные проститутки.
— Бесконечный оргазм благодаря идеально рассчитанным выбросам дофамина! — не уставая, надрывался зазывала. Человек-мегафон, с хирургически усиленными голосовыми связками.
— Дофамин! Дофамин из центра удовольствия понижает миндальную активность! Коктейль активации системы поощрений и тестостерона! Попробуй-ка псевдо-гормональный питательный напиток!
Пораженные словами, половину которых они не поняли, люди Самрина отвернулись от борделя.
Система “Сивилла” осознанно закрывала глаза на эти заброшенные кварталы. Никто не говорил об этом вслух, но понимающим — и так было достаточно. “Сивилла” прекрасно понимала, как управлять людьми — именно поэтому безупречно делала это на протяжении многих лет. Попытка полностью подавить их была бы обречена на провал. Все дело было в правильном выборе тактики. Что запрещать, чего не замечать.
В этом квартале шестеро мужчин почти не выделялись. Полукровок здесь хватало, никто не имел привычки лезть в чужие дела. Проблем местные обитатели не искали. Только один бездомный, валяющийся на полу, на картонке, бросил в сторону Самрина и его людей короткий внимательный взгляд. Они направились к старой подземной стоянке закрытого бизнес-центра. Незамеченный ими, бездомный отвернулся и активировал наручный терминал. За долю секунды посланный вызов дошел до системы министерства здравоохранения, оттуда попал в Бюро общественной безопасности, последовал в департамент криминальных преступлений, кабинет первого отдела. Вызов приняла инспектор Аканэ Цунемори.
— Алло.
Что-то случилось, — уже знала она.
На подземной стоянке, заполненной вонью грязной воды, люди Самрина встретились с подпольным торговцем Миядзаки. Шесть пар очков сверили внешность стоящего перед ними человека с полученной ранее фотографией.
— Проверка личности закончена. Вы — Миядзаки, — по-английски сказал Самрин.
— Погодите, — ответил Миядзаки по-японски, что-то набирая пальцами на наручном терминале. — Дайте, переводчик включу. Скажите что-то.
— Нам нужна машина.
Синхронно переведенный голос Самрина зазвучал в ушах Миядзаки — прямо направленный от наручного терминала. Никому больше он был не слышен. — Отлично, к делу.
Миядзаки был худым мужчиной средних лет, в чертах его лица было что-то змеиное. Когда-то богатый и честный бизнесмен, он начал мутиться тоном — и не смог остановиться. Стремительно переведя все деньги со счета в недвижимость и драгоценные камни, он сбежал в заброшенный квартал. Отсюда он больше выйти не мог, первый же сканнер забил бы тревогу. Осознавая это, Миядзаки строил свое подпольное королевство прямо здесь, торгуя чем придется — от высокотехнологичных приборов до иностранной контрабанды.
— Все, что я раньше заказывал. Старая машина без внутренних камер и с отключенной системой биометрической аутентификации.
— Давай деньги, все будет.
Миядзаки стоял рядом с двумя проржавевшими до остова машинами.
— Только под сканеры не попадайте, ладно? Мне и глаз хватает, чтобы от вашего психопаспорта поплохело.
Внешний вид машин оказался голографическим камуфляжем. Стоило Миядзаки снять голо — оказалось, что в гараже припаркованы две нормальные легковушки. По указу Самрина Мусе и Собан, лучше прочих разбирающиеся в технике, начали проверять обе машины. Маа и Нуку с автоматами наперевес охраняли периметр. На парковку вкатился крошечный шар, размером с монету в одну иену. Никто его не заметил.
А ведь присмотревшись, можно было увидеть крошечные робо-ноги, выскочившие из шара, на которые тот встал и пошел вперед. Это был крошечный шпионский дрон Бюро общественной безопасности. Агенты называли его мокрицей. Миниатюрное устройство обладало всеми возможностями для поддержки штурмовых операций: полупроводниковым наночипом, радиопередатчиком и камерой с высоким разрешением.

На островке архипелага Спратли Десмонд Рутаганда шагал по раскаленному песку. От сильного солнца над морем встала завеса горячего воздуха, и за ней, будто картинки в теневом театре, колыхались другие острова. Под ногами Рутаганда ощущал мельчайшие песчинки; такая прогулка приносила особое удовольствие.
Там Рутаганда нашел краба. Маленького, красного, с удивительно большими клешнями. Несуразно огромные клешни заставили Рутаганду подумать о клыках саблезубых тигров; от этой мысли на него накатила печаль. Клыки, предназначенные для битв с врагами, в конечном счете стали помехой. Кто бы ты ни был, к какому бы виду ни относился, желание обладать мощным оружием —; практически инстинкт, и становится грустно, когда тебе в этом отказывают.
— М-м-м?
Звук пропеллера донесся до Рутаганды, и он поднял голову. К его острову приближался конвертоплан. Рутаганда включил мобильный терминал. Сегодня на страже был Бабангида.
— Что там такое?
— С нами связались по международной линии, — откликнулся Бабангида. — Нешифрованный текст на английском, модель принадлежит японской торговой компании. Прикажете стрелять?
— Это фиктивная компания Министерства иностранных дел. Давай добро на посадку.
Закончив прогулку, Рутаганда вернулся на невысокий холм, где стоял дом в провансальском стиле. Посетитель ждал в гостиной.
Надев сандалии, Рутаганда прошел по коридору особняка. Хоть в доме и был гость, все подручные Рутаганды развлекались по-своему.
Юля Ханчикова. Женщина из бывшей России; волосы короткие, а сама она словно окутана холодом. Когда-то она едва не погибла на войне, но Рутаганда спас ее, заменив поврежденные части тела механическими. Сейчас Юля была у себя в комнате; она притащила из соседней деревни юношу и растлевала его, вталкивая какие-то предметы в его рот и анус. Пресытившись этой жестокой игрой, Юля искромсала парня ножом — такое зверство. Ее комнате теперь потребуется особая уборка. Наверное, можно сказать, что у наемников бывает дурная привычка — справляться с сексуальным напряжением при помощи насилия.
Высокий мускулистый француз Вебер раньше входил в элитное частное войско, принадлежавшее европейской клике. Сейчас под Вебером тоже скрипела кровать: он заставлял плакать ни в чем не повинного молодого человека. То было безжалостное изнасилование, но Вебер использовал презервативы, наркотики и другие средства, причиняя благодаря им меньше боли, чем Юля… Впрочем, после этого жертве суждено было погибнуть; тут Юля и Вебер друг от друга не отличались.
Бун, тайский снайпер, находился в спортзале. Там на потолке был крюк и цепи. Крюком человеку протыкали обе ноги и так подвешивали его вниз головой — заживо, чтобы он служил в качестве боксерской груши. Пока его, обнаженного, избивали, голова делалась черно-красной от приливающей крови, и в конце концов наступала ужасная смерть; оставался лишь жуткий кусок мяса.
Все-таки хорошие они ребята, думал Рутаганда. Людей убивают легко, будто печенье грызут, а в душе добрые. Просто ослаблена чувствительность к убийству. Профессиональный солдат — это профессиональный убийца. Все зависит от страны и армии, но если говорить в общем, то солдаты мыслят так: враг ‒ не человек. Раз он не человек, то убей его. Можно одновременно дорожить своими товарищами и пренебрегать жизнью противника — или народом вражеской страны.
Когда-то давно шла грязная Вьетнамская война. Тогда американская армия выражала презрение к вьетнамцам, называя их “гуками”. Это оскорбительное прозвище азиатов, означающее “нелюди, дикари”. И другие были клички: на Тихоокеанском фронте японцев звали “япошками” и “желтыми обезьянами”. Тут нечего и объяснять. И дело не в том, что американцы — особенно грубая нация. В Европе немцы были “квашеной капустой”, а французы — “трусливыми обезьянами”.
Главное — признавать за людей только товарищей.
Не давать армии считать врага человеком.
Это одно из самых важных правил. Дэйв Гроссман, крупный специалист по военному делу, писал о нем так: “В самом деле, историю войны можно считать историей все более и более эффективных механизмов, приучающих бойцов преодолевать естественное внутреннее нежелание убивать других людей. В 1974 году, когда я проходил начальную подготовку, мы пели много таких песен. Одна была жестче прочих, и пели мы ее на пробежках (особо акцентируя слова, когда левая нога касалась земли):

"Изнасилуем, убьем,
Все разграбим и сожжем,
Трупы детские сожрем…”

Теперь в армии больше не допускается такое притупление чувствительности к насилию, но десятилетиями оно было ключевым механизмом, втягивающим юношей в культ жестокости".
Что до философа Макса Вебера, то он считал государство монополией на насилие.
Когда Рутаганда вошел в гостиную, то увидел там японца.
— Приветствую вас, мистер Рутаганда. Я из Японии; мое имя Тогадани.
Японец вежливо склонил голову.
Костюм, сшитый на заказ, и пуленепробиваемый жилет — курьезное сочетание. Бабангида заставил его разоружиться, и при Тогадани сейчас ничего не было.
Среднее сложение и рост, лицо без необычных примет. Бледные губы и узковатые глаза придавали Тогадани расчетливо-жестокое выражение.
— До сих пор все запросы от Японии сообщал господин Моримия из Министерства иностранных дел, — сказав так, Рутаганда устроился на диване и скрестил ноги. Кивком предложил Тогадани сесть. — А что насчет вас?
— Произошли изменения. Я представляю организацию, называемую Министерством народного благосостояния. — Тогадани продолжал стоять. — Отдел общественной защиты, исследование информации. Мы собираем для Министерства сведения о положении дел за рубежом.
— Собираете сведения… Но не только за ними же вы явились к нам, наемникам?
— Верно. Я хочу, чтобы вы убили одного человека; для этого я воспользовался маршрутом Министерства иностранных дел.
— Заказное убийство, стало быть?
— Я специализируюсь по грязной работе.
Грязная работа — “мокрое дело”. Значит, такое дело, где придется основательно пропитаться кровью.
— А с виду и не скажешь… Ну, кто наша цель?
— Большая шишка из ЮВАС, Чуан Хан.
— Ого…
Задача серьезнее, чем можно было подумать. Рутаганда вздернул брови.
— И нужно не просто убить его, а заменить идеальным двойником. Военный из ЮВАС, Николас Вон, будет давать указания изнутри.
Николаса Вона-то он знает. Давний его клиент.
— Иными словами, все уже подготовлено. Не нравится мне это… — Рутаганда сморщил лоб. — Много вас таких, кто хочет воспользоваться нами, наемниками, а если речь идет о крупной цели, то тем более.
— Нам известно о достоинствах наемников — особенно ваших, мистер Рутаганда. Вы ведь выжили в аду Североамериканского фронта. Использовать вас и выбросить — как можно…
На лице Тогадани появилась угодливая улыбка.
— Гм…
Прижав руку к подбородку, Рутаганда задумался. Собеседник осведомлен о его прошлом; ничего не скажешь, собирать информацию он умеет. Относиться к нему с пренебрежением нельзя. Надо посмотреть, какое будет вознаграждение, и, пожалуй, попробовать взяться за дело.
Предложенная Тогадани награда выглядела весьма привлекательно — даже с учетом рисков. Рутаганда и Бабангида вышли в сад, провожая конвертоплан Тогадани. Довольно улыбаясь, Рутаганда включил ручной терминал: — Всем собраться. Есть веселенькая работка.

“Изнасилуем, убьем,
Все разграбим и сожжем,
Трупы детские сожрем…”